Москва мышьяковая, звон колоколов…

Со вздохом сожаления жители столицы говорят сегодня о стародавних временах. Лет 300 назад, по их мнению, воздух в Москве был несравненно чище, да и реки несли свои чистые, как слеза, воды через город. Но так ли прекрасна была жизнь в Москве в XVIII-XIX веках? Проведенные РАСХН исследования древних почв на территории города развеивают иллюзии.

Реальгар и аурипигмент

Одним из самых ядовитых химических элементов, относимым к первому классу опасности, является мышьяк. Он оказывает разрушительное воздействие практически на все органы человека. Французский писатель Александр Дюма в своем знаменитом романе "Королева Марго" очень красочно описал как медленно и мучительно умирал король Карл…, отравленный мышьяком. Анализ состава древних московских почв показал, что его содержание в них в 30 раз превышает предельно допустимые концентрации. И это не удивительно.

Москва издавна славилась своими кожевенными и меховыми изделиями. А для того чтобы кожа стала мягкой, прочной, долговечной ее в соответствии с технологией XYIII, вымачивали в растворе мышьяка. Потом его, с сохранившимся до сих пор пренебрежением к природе и к окружающим людям, сливали куда попало.

Читайте также: Тонкая женская талия спасает мужчин

Входя в церковь, мы радуемся душой, глядя на древние иконы, сумевшие сберечь удивительные по своей чистоте и яркости светящиеся чистые краски, особенно желтые и оранжевые. Источники для них был все тот же мышьяк, точнее, его сернистые и поэтому еще более ядовитые соединения — реальгар и аурипигмент. Именно они придавали такую удивительную выразительность иконам и привлекательность тканям.

Реальгар — один из самых красивых минералов мышьяка, известный с античных времен. Название происходит от арабского "рахдж-аль-гар" — пыль пещеры, шахтная пыль. Аристотель называл его "sandarak", что можно перевести с древне-греческого как "красный мышьяк". Позднее этот термин стали употреблять по отношению к ароматической смоле, добываемой из североафриканского кипариса.

Аурипигмент — это сульфид мышьяка. Он необычайно красив и смертельно опасен! Неудивительно, что этот золотистый минерал издавна привлекал внимание алхимиков и врачевателей. Известен с античных времен. Живописцы раннего Средневековья нередко использовали его в качестве ярко-желтого красящего пигмента. Отсюда и название минерала (лат. "aurum" — золото; "pigmentum" — краска).

Ураганные значения свинца

Все мы слышали о свинцовых отравлениях. Свинец также и как мышьяк, относится к наиболее токсичным веществам. Он воздействует на нервную систему человека и является причиной возникновения многочисленных, практически неизлечимых заболеваний. Содержание свинца в почвах превышающие 20 мг/кг. Уже считается чрезвычайно опасным. Исследования, проведенные в различных местах древней Москвы, показали, что в XIX веке его содержание в почвах нередко достигали1300 мг/кг! То есть по современным нормам в 65 раз превышали предельно допустимые концентрации!

И такие, как говорят "ураганные" значения не должны вызывать удивления. Помимо использования в военном деле, книгопечатании, свинец широко использовался для изготовления особо стойких красок и даже в строительном деле. Свинец добавляли в глину. Это придавало обожженному кирпичу особую красоту, очень ценимую знатоками при отделке облицовки зданий. Но проходило время и мышьяк, и свинец, в конце концов, попадали в организм человека, в почвы и реки.

Отравленная Яуза

Особенно плохо приходилось Яузе. Вдоль этой реки издавна располагались суконные, купоросные, латунные. Пуговичные и другие мануфактуры. В 1769 году их в столице насчитывалось более ста. О их производительности, и следовательно, о загрязнении ми окружающей среды свидетельствует число рабочих. занятых на московских мануфактурах — несколько десятков тысяч. Так что, увы, в московских реках 200-300 лет назад текла не кристально чистая, а. в буквальном смысле слова, отравленная вода.

Поэтому не будем уж очень завидовать жителям патриархальной Москвы с ее незагрязненной почвой и кристально чистой водой, текущей по ее рекам и ручьям. Именно ужасающее состояние экологии города являлось одной из основных причин высокой детской смертностью в нашей древней столице, во много раз превышающей современную. Да и кормильцы семьи — мужчины, работающие на мануфактурах и у мастерских ремесленников, умирали задолго до 52-летнего возраста — средней продолжительности жизни в России в конце XIX века.