Тахчиди: "Вся страна работает в микрохирургии"

О работе МНТК "Микрохирургии глаза" им. академика С. Н Федорова, методах лечения и подготовке специалистов главному редактору "Правды.Ру" Инне Новиковой рассказал д.м.н., профессор, заслуженный врач РФ, генеральный директор межотраслевого научно-технического комплекса Христо Тахчиди.

— Христо Периклович, Расскажите, пожалуйста, о вашей клинике в Бескудниково.
— На самом деле это целый комплекс, он состоит из двенадцати клиник, расположенных по всей стране — это Хабаровск, Иркутск, Новосибирск, Екатеринбург, Оренбург, Краснодар, Волгоград, Санкт-Петербург, Тамбов, Калуга, Чебоксары и Москва. Также у нас есть два завода. Один изготавливает инструменты, искусственные хрусталики, а другой занимается фармакологическими препаратами. Кроме того, у нас есть свое издательство. Мы выпускаем в основном специальные офтальмологические журналы.

- Институт микрохирургии глаза известен тем, что на конвейер были поставлены микрохирургические операции, огромное количество оперируемых больных, причем совершенно какие-то космические перспективы. Это творчество или такой конвейер? Кстати, сейчас существует этот конвейер "Ромашка"? Так и делают операции?— Конечно, существует. Но операции сегодня на ней мы практически не проводим, то есть мы оперируем на этой системе, но не в системе конвейерной технологии.

— А сколько можно было одновременно делать?

— Одновременно шло пять операций, пять этапов.

— Судя по фотографиям, не пять, а двадцать пять!

— Нет. Рабочих пять, еще три стола, которые выполняли функцию, скажем, загрузки и разгрузки оперированного больного. В целом это система такая, но на самом деле, конечно, она не столь примитивна. Суть в чем? Допустим, вы заболели, и вам нужна операция. Естественно, вы хотите попасть к самому лучшему врачу, а он один. Он может в день прооперировать пять человек, предположим.

— И очередь к нему на три года вперед!

— Вот именно. Как сделать так, чтобы он прооперировал в день не пять человек, а пятнадцать?

— С тем же качеством?

— С тем же качеством. Если бы подготовительный этап операции провел его ассистент, а заключительный основной этап выполнил бы он, то он бы мог сделать в три-четыре раза больше операций. Что дает конвейер? Конвейер дает возможность высококлассному специалисту на основных этапах выполнять самое важное, и таким образом уровень и качество работы поднимать в разы. Это с точки зрения обывательского восприятия, а если внедряться в существо вещей, называется это технологией. Это такая же технология, как там технология производства каких-то вещей. Технология операции — это тоже технология. И чем она более детализирована, четко отработана, тем качественней и надежней она исполняется. Чтобы понять, из чего же состоит технология, ее надо было разбить на этапы. Когда мы стали работать в конвейерной технологии, мы наконец поняли, из чего состоит технологический процесс операции, что в нем, допустим, пять этапов. В каждом из этих этапов выделили наиболее важное действие, как его выполнить качественно, какие нужны инструменты и приборы, какие нужны системы анализа контроля и так далее. То есть, когда мы начали понимать технологический процесс, когда мы его детализировали, когда мы отработали для каждого этапа свои инструменты, свои определенные изделия и технологические приемы, то уровень качества работы возрос даже не в два раза, а в семь-десять раз. Количество проведенных операций возросло во столько же крат, и это обеспечило колоссальный прогресс в офтальмологии. Вот что такое конвейер с точки зрения технологической.

— Это все-таки однотипные операции. Вы берете больных с одинаковыми диагнозами, и им нужно сделать пять одинаковых операций, или у каждого свое?

— Для того чтобы конвейер работал в конвейерной именно технологии, обязательно должны быть больные с одним диагнозом, однотипные по своему состоянию, без осложнений. Вот если это классические больные катарактой, предположим, то их можно оперировать на конвейере, и каждые пять минут будет готовый больной выходить с полными параметрами.

— А как долго длится операция?

— Производительность конвейера — это каждые пять минут выход операции.

— Пять минут — это все этапы операции?

— Это выход больного. Все этапы занимают минут 15-25…

— Но все равно, даже если у них одинаковая болезнь, одинаковая стадия, они классические больные, есть же какие то особенности у людей? Как-то иначе могут быть устроены глаза: у одного большие, у другого маленькие…

— Совершенно верно. Когда мы с говорим о классических случаях, то это однотипные больные.

— И глаза должны быть одинакового размера?

— Это не играет большой роли. Если же есть какие-то осложнения, то пациента не берут на конвейерную операцию. Если же это выясняется во время вмешательства, то больного выводят из конвейерной технологии в индивидуальный зал, оперируют индивидуально. Стол отстегивается, больной вывозится в соседний зал, и там выполняется индивидуальная операция, чтобы не останавливать конвейер, чтобы не было пауз.

— Вы сказали, что сейчас нет операций на конвейере?

— По мере того, как клиника занимала свое положение и авторитет ее возрастал, естественно, классики мы получали все меньше и меньше. Более того, мы проводим очень большую обучающую работу. В то время, когда мы начинали, порядка 10-20 процентов выполнялось микрохирургическими технологиями, сегодня это уже 90 процентов. Вся страна работает в микрохирургических технологиях, поэтому преимущественное количество классических случаев остается на местах, а к нам уже приходят как раз тяжелые случаи с осложнениями. С этими случаями на конвейере работать невозможно. У одного глаз, скажем, один, у другого — другой, один занимает пять минут, а другой — 25 минут, и это все будет, конечно, совершенно невозможно для нормальной работы. Поэтому сейчас в основном работаем в индивидуальном режиме.

— Классика остается на местах в ваших 11 клиниках или в районных больницах?

— Больше теперь в районных больницах, и в глазных больницах регионов.

— А какие у вас отношения с ними, у них свои врачи, которые умеют по своим технологиям оперировать?

— Нет, конечно. Мы занимаемся очень большим объемом обучения. Одна из задач, которая перед нами стоит — это технологическое перевооружение офтальмологии страны, что мы и сделали за 25 лет существования нашего комплекса. В каждом из наших филиалов, и в Хабаровске, и в Новосибирске, и в Екатеринбурге, существует мощный обучающий центр. Помимо системы обучения, там существует вот такая наша разработка, как микрохирургические тренажерные залы, то есть это абсолютно зеркальное отображение операционной, со все той же аппаратурой, материалами и инструментами, с единственной разницей, что работаем мы на глазах животных, это свиные глаза. Свиные глаза по размеру, по конструкции, по всем параметрам ближе всего к человеческим. На этих глазах молодые доктора отрабатывают современные микрохирургические технологии. На сегодняшний день практически вся страна работает в микрохирургических технологиях, вот это результат этого проекта.

-Это разработки вашего института?

— Сегодня это уже смешанные разработки, когда-то были исключительно наши. Мы заимствуем часть технологий в других странах, так же, как и часть наших технологий заимствуются иностранцам. Обмен настолько колоссален, широк и глубок, что только что-то появляется где-то в другой стране, быстро становится достоянием всего офтальмологического сообщества. Если это более продвинутая технология, мы ее заимствуем, налаживаем и запускаем, если наша более продвинутая, наша двигается, таким образом осуществляется обмен. К счастью, в медицине это очень популярно, широко развито, и является достижением, кто первый придумал, а не тот, кто все это не дал другим.

— А как же патент, авторские права?

— К счастью, в медицине патент на право не распространяется в плане ограничений. Технологии, которые мы патентуем, открыты, в доступе для всех. Другое дело — изделие, вы изобрели там какой то инструмент, какая-то фирма его выпускает, оно уже подпадает под промышленные образцы. Для технологий, как осуществлять операции, это не подходит.

— А это существует в описанном виде, вы показываете, выучите других врачей? Я знаю, что можно присутствовать на операции, смотреть.

— И на операции, и телевидение ведет прямую трансляцию. Эти тренажерные залы позволяют отрабатывать практически до 95 процентов навыков. Все основные навыки отрабатываются там, это уникальная вещь, суть которая заключается в том, что молодой доктор идет в операционную и учится на больных. А наши молодые доктора учатся в тренажерных залах и приходят в операционную уже на 95 процентов подготовленными.

— Тренажерный зал может полностью подготовить специалиста, но есть же и другие какие-то факторы, например, психологические?

— Я вам говорю, это 95% навыков. То есть 50 операций должен провести в этом зале, сдать соответствующие экзамены. Если у тебя есть Божий дар в хирургии, то это видно, и доктора могут это оценить.

— Оценки Божьего дара?

— Если ты прошел это тестирование, идешь в зал, естественно, работаешь подмастерьем, но навыки доведены до автоматизма. Брак у такого человека в операционной практически невелик.

— Получается, все равно кого оперировать — свиной глаз или живой человек?

— Свиной глаз практически идентичен человеческому. Разница только в том, мертвый это глаз или живой. Живой глаз — это уже какие-то микродвижения, к этому надо привыкать.

— А были ли случаи, когда люди не могли перенастроиться?

— Если человек прошел тренажерную систему, такого практически не бывает. А на начальном этапе, допустим, пришло 100 человек, желающих быть хирургами, из них только 20 процентов попадают в хирургию. У остальных возникают проблемы психологического характера.

— Это вы говорите про 100 врачей, а не просто о людях с улицы?

— Конечно, о 100 врачах.

— А эти 100 врачей — это офтальмологи, которые работают в районных поликлиниках?

— Если мы возьмем процент оперирующих офтальмологов и не оперирующих, то пропорция приблизительно будет такая: 80-90 — не оперируют, 10-20 — оперируют.

— Чем занимаются эти офтальмологи?

— В поликлиниках на приемах, на детских приемах, в отделениях занимаются терапевтическими делами, диагностикой.

— Это тоже все важно и нужно.

— Абсолютно необходимо. Без этого невозможна сама дисциплина, если не будет поликлинического врача-офтальмолога, то 90% больных не попадут в стационар. Ведь для того, чтобы вы ответили на вопрос: у вас есть проблема с глазами или нет, вы идете в поликлинику. Вам говорят: вы знаете, у вас проблема с глазами, вам надо обратиться в стационар, у вас такое-то заболевание. Причем поликлинический врач — фигура архиважная. Если это квалифицированная поликлиника, то болезнь выявлена в ранней форме, и затратность на больного будет в семь-восемь раз меньше. И это одна из таких проблемных зон на сегодняшний день в нашем здравоохранении. Если бы у нас классно работала поликлиника, на современном уровне, мы бы гораздо больше больных выявляли на ранних стадиях, и они бы быстрей восстанавливались, быстрей входили бы снова в строй.

— Проблема первоначальной диагностики стоит остро везде.

— Опять же зависит от цивилизации, развития здравоохранения. В странах, где здравоохранение очень высоко развито, выявляемость также очень высокая.