Род Стюарт: "Рак чуть было не сломал мою жизнь"

Смешные и в то же время откровенные воспоминания Рода Стюарта критики называют рок-биографией десятилетия. Певец не стесняется говорить о том, о чем другие стараются умолчать - и его борьба с раком щитовидки не стала исключением.

Смешные и в то же время откровенные воспоминания Рода Стюарта критики называют рок-биографией десятилетия. Певец не стесняется говорить о том, о чем другие стараются умолчать — и его борьба с раком щитовидки не стала исключением.

"Я проходил рутинное медобследование в Лос-Анджелесе. Думал, что это займет считанные секунды. В конце концов, всем ясно, что я в такой же прекрасной форме, как собака мясника — каждый день репетиции, шоу, футбол по выходным — и все это в возрасте 55 лет.

 Читайте также: "Ты срастил перебитые кости"

В мае 2000 года после серии тестов я сидел в приемной Cedars Sinai hospital, думая, что меня вот-вот отпустят. Ожидание затянулось. Потом мне позвал врач и заявил, что тесты выявили у меня какое-то образование в щитовидке.

На следующий день я вернулся в клинику и сделал биопсию. Под местной анестезией у меня взяли кусочек ткани и забрали ее на анализ. А еще через день раздался звонок, из-за которого мои руки стали ледяными. Результаты показали, что "какое-то образование в щитовидке" было злокачественной опухолью — раком.

Эта новость действительно так на меня подействовала. Пока оцепенение не прошло, я чувствовал страх и уязвимость такой силы, как никогда до этого. Единственным утешением стало то, что все произошло довольно быстро: через два дня после биопсии меня отвезли обратно в клинику на операцию, на которую меня записали, как Билли Потса (имена двух моих собак), чтобы избежать утечки информации в СМИ, которые наверняка бы разнесли по всему миру историю о рок-звезде, которая ложится на операцию по удалению раковой опухоли.

В ожидании операции я, ошалевший от предварительных процедур, лежал на каталке в наушниках и подпевал Сэму Куку — моему спасению в те моменты, когда мне нужно успокоиться. Медсестра кивнула в мою сторону: "Он на самом деле не так и плох, да?".

Операция заняла четыре часа, скальпель хирурга скользил в миллиметрах от моих голосовых связок. Одно неверное движение — и моя карьера была бы закончена. Но операция прошла успешно. Придя в себя, я услышал, что хирург удалил все, что нужно удалить. И благодаря этому в химиотерапии не было необходимости, что, в свою очередь, означало, что я не рискую потерять волосы. Давайте смотреть правде в глаза: в рейтинге угроз моей карьере потеря волос стояла бы на втором месте после потери голоса.

В тот вечер моя бывшая жена Рэйчел пришла навестить меня вместе с нашими детьми, Рене и Лайамом, а моя помощница Энна Чалис принесла из ресторана тушеную баранину. Атмосфера была праздничной. Все страшное, казалось, осталось позади.

На самом же деле проблемы только начинались. Чтобы добраться до опухоли, хирургу было необходимо разрезать мышцы горла. Они бы восстановились, но, как мне объяснили, мышечная память, выработавшаяся за многие годы пения, уйдет. Мышцы уже не будут помнить, что они так долго делали. Им придется учиться заново. Естественно, я хотел узнать — это поправимо? Врач сказал, что мне нужно три месяца отдыха, и какой-никакой голос ко мне вернется.

Ох… Конечно, это мог быть уже другой голос. Что, если он таким и будет? Что делать, если голос, который ко мне вернется, будет голосом не очень хорошего певца? Я такого не хотел. Я хотел свой голос.

О пении речи и не шло — прошло несколько недель, прежде чем я смог выдавать что-то, помимо скрипучего шепота. В моем голосе всегда была хрипотца, теперь же его будто обработали рашпилем. Прошло три месяца — а я все еще не мог петь. Четыре, пять — то же самое. Я открывал рот, и все, что у меня получалось — это слабый звук, без цвета, без тона.

Это были самые длинные недели в моей жизни. Я просыпался по утрам и думал: что ж, может, сегодня я замечу разницу. Но никаких изменений не наблюдалось. Они сказали — три месяца? После операции прошло уже шесть, а петь я по-прежнему не мог. Неужели мне придется смириться с мыслью о том, что все кончено? И как мне это сделать? "Ну, у тебя все было. Продал сколько-то альбомов, заработал немного денег, получил свою толику удовольствий. На самом деле, даже больше, чем надо". Да, но не петь, не записываться, не выступать… Насколько легко будет отпустить все это? И что останется от меня?

Я как-то прочитал что Стинг однажды сказал: если бы завтра все закончилось, деньги ушли и слава испарилась, он был бы счастлив жить в своей однушке, как это было раньше. Уверен, что нет. Я знаю, что точно нет. Что я буду делать, если не смогу петь? Мне определенно понадобится работа.

В один из таких моментов я смотрел в окно и думал: если я не смогу быть певцом, я смогу быть ландшафтным дизайнером. Проектировать, планировать, итальянский фонтан сюда, статую Геракла туда, тут апельсиновые деревья… Я могу бы этим заниматься. "Р. Стюарт и сыновья. Ландшафтный дизайн". В то же время часть меня понимала: если ты был рок-исполнителем, у тебя остается крайне мало вариантов работы, которая бы тебя удовлетворяла. Певец в рок-группе, на мой взгляд — лучшая работа в мире. Даже если бы я оказался очень хорошим дизайнером, это все равно было бы падением.

Когда с момента операции прошло полгода, в моей голове что-то щелкнуло, и я сменил тактику. Я ждал, что мой голос вернется, но этого не произошло. Как заставить его вернуться? И если я и упустил время, какая теперь разница

Я связался с парнем по имени Нейт Лэмб. Он был кантором в соседней синагоге, и мне сказали, что он знает все о голосе и о том, как сделать его сильнее. Нейт пришел ко мне и показал несколько вокальных упражнений. Это было похоже на ежедневные распевки — то, что я делаю и сегодня. И тогда в перешел ко второму этапу своего плана. Идея заключалась в том, чтобы позвонить своим музыкантам, позвать их к себе, и тупо спеть в гараже.

И вот группа собралась: клавишник Чак Кентис, басист Кармин Рохас, гитарист Пол Уорнне, барабанщик Дэйв Палмер — и мы решили, что песню Maggie May можем начать исполнять с любого места. Первая строчка мне удалась, а потом голос пропал полностью. Но это было неважно. Мы снова собрались на следующий день. И мне удалось спеть уже пару строчек, прежде чем голос исчез. Назавтра это была уже половина куплета, а через неделю — песня целиком, потом уже пара песен, пол-альбома — и в конечном итоге полная программа. То терпение и вера, которые продемонстрировали мои музыканты и близкие, были просто экстраординарными.

Мое горло уже не болит, как раньше. Это было огромным облегчением почувствовать, что я могу продолжать. Ну, и профессионально петь. Борьбы никакой не было — ни боя, ни сражений. Я бы хотел сказать, что все это было, но это стало бы оскорбление для людей, которые действительно сражались. В моем случае был рак — а через пару дней его не стало. Соответственно, мне не комфортно, когда я слышу о своей "борьбе в раком" или когда меня называют "выжившим". Однако то, что ты не можешь столкнуться с потерей чего-то и не задуматься о том, как это для тебя важно — правда.

То, как ты распоряжаешься своей удачей, в первую очередь, — причуда судьбы. Это означает, что когда ты открываешь рот, получается определенный звук, и этот звук продает более 200 миллионов копий твоих альбомов и приносит тебе известность во всем мире. И когда ты сталкиваешься с другой причудой судьбы — раком щитовидки, — и избавляешься от него за два дня и живешь, как и раньше — ты можешь сказать, что тебе действительно повезло".

(По материалам DailyMail)